Библейские источники в гимнографии Православной Церкви
Автор: священник Антоний Лакирев
Слово Божье является не только духовной основой православного богослужения, не только мерилом его богословского содержания, но также в значительной степени служит для него и литературным источником. Но если духовная суть остается неизменной на протяжении всей церковной истории − и будет, конечно, оставаться таковой, − то богословские и литературные предпочтения гимнографов меняются достаточно заметным образом. При всем необозримом богатстве православной гимнографии можно проследить некоторые тенденции развития; это достаточно важно, потому что именно литургическая экзегеза, воплощенная в богослужебных текстах, является наиболее «массовой», общецерковной формой экзегезы, обращенной не к узкому кругу специалистов, а ко всему народу Божьему.
Первые столетия принято характеризовать как эпоху абсолютного преобладания библейских текстов в богослужении Церкви. Однако при ближайшем рассмотрении все оказывается не так просто. Действительно, молитвенная поэзия псалмов, которая была естественной и с детства привычной формой молитвы для всех без исключения первых христиан, с самого начала составляла центр, духовное и литературное ядро христианского богослужения. Говоря об этом, тем не менее, важно учитывать следующее. Во-первых, свидетельства ранних апологетов из поколения мужей апостольских (например, св. мч. Иустина Философа и свт. Иринея Лионского) говорят о том, что в евхаристическом богослужении значительное место занимают Пророки, да и другие разделы Ветхого Завета. Слово Писания, от Моисея свидетельствующее о Господе Иисусе Христе, часто служит основой церковной проповеди первого − начала второго веков. Во-вторых, послания св. ап. Павла и Откровение св. ап. Иоанна Богослова сохранили целый ряд текстов, которые большинство современных библеистов считают литургическими. Главным образом они посвящены Самому Господу Иисусу Христу и Его воскресению. Среди этих текстов, к примеру, и «встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос» (Еф.5:14), и «Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» (Фил.2:9-11), и, по-видимому, еще целый ряд фрагментов Павловых посланий. В Апокалипсисе богослужебными гимнами являются и «достоин Ты, Господи, приять славу и честь и силу: ибо Ты сотворил все, и <все> по Твоей воле существует и сотворено» (Откр.4:11), и заключительные слова этой книги, и некоторые другие тексты. Но за исключением гимна Исайи и Откровения «Свят, свят, свят Господь Вседержитель», ни один из них не сохранился в православном богослужении непосредственно; если мы и встретим эти слова, то только как цитаты из ап. Павла. Таким образом, уже в первом столетии вновь составленные гимны занимают свое место рядом с библейскими текстами.
В дальнейшем в развитии богослужебных текстов наблюдаются две различные тенденции. С одной стороны, прямое гимнографическое использование ветхозаветных текстов сокращается, уступая место кратким формам цитирования, и, с другой стороны, новые гимнографические формы начинают все больше и больше опираться на Священное Писание − но уже Нового Завета. Нужно заметить, что новые формы гимнографии, сменявшие собою псалмы в 3-4 веках, далеко не сразу были признаны христианами; известно, что подвижники египетской пустыни поначалу относились к тропарям и им подобным песнопениям с известной настороженностью, − тем не менее, уже с конца 4-го − начала 5-го века современные гимнографические формы становятся решительно преобладающими в Восточной Церкви (в Западной Церкви развитие богослужения протекало иначе).
Среди сохранившихся в современном богослужении Православной Церкви текстов, имеющих выраженную библейскую основу, абсолютное большинство относятся в периоду 5−10 веков, к золотому веку православной гимнографии. В первую очередь это тексты богослужения двунадесятых праздников и, конечно же, тексты Октоиха. Более древние тексты, как правило, по форме представляют собою пересказ евангельского повествования. Конечно, в условиях малой доступности новозаветных текстов это должно было иметь определенное миссионерское значение, но не будем забывать, что эти тексты пелись в богослужении наряду с чтением самого Евангелия. Гораздо важнее, что такие нарративные по своей природе тексты, как, скажем, восходящие к свт. Софронию Иерусалимскому Царские Часы Рождества Христова, являются также образцом святоотеческого восприятия евангельской керигмы, примером ее авторитетного истолкования.
Гимнографы 6−8 веков часто ставят перед собой задачу не только пересказа, но поэтико-богословского осмысления библейского текста, причем далеко не всегда можно различить библейское богословие и поэзию как его метод. Ярчайшим примером здесь может служить для нас творчество преп. Иоанна Дамаскина, − и Октоих, и, в еще большей степени, каноны Дамаскина на двунадесятые праздники. Здесь также основным является нарративный подход, а не богословская рефлексия; основной задачей таких великих гимнографов савваитской школы, как преп. Иоанн Дамаскин, преп. Косма Маюмский и некоторые другие, является ввести слушателя (участника богослужения) в пространство того или иного евангельского события, а не разъяснить, что оно должно означать или как оно должно интерпретироваться. Наиболее часто встречающиеся слова в гимнографии двунадесятых праздников − «днесь, ныне». Каждый православный христианин легко вспомнит множество таких текстов. «Днесь спасение миру бысть...». «Днесь висит на древе на водах землю повесивый...». «Дева днесь Пресущественнаго раждает...». «Днесь спасения нашего главизна...». Церковь в богослужении входит в реальное пространство библейской истории, празднуемые события становятся частью личной биографии молящихся. Характерно, что великие гимнографы довольно редко прибегают к прямым цитатам евангельского текста; скорее для них важны именно содержание, смысл и суть библейского рассказа. Последний при этом не рассматривается как литературный феномен, но как документальный рассказ о реальных событиях, и именно они, собственно, и имеют значение.
С одной стороны, для современных христиан это наблюдение кажется довольно банальным, а подобный подход − более чем естественным. Но в том-то все и дело, что для множества − не будем все же утверждать, что для большинства − христианских мыслителей той эпохи библейский текст является чем-то вроде «цитатника председателя Мао», где можно найти формулировки, пригодные для использования без контекста. Не так часто, как кажется, христиане − современные в том числе − вчитываются именно в содержание текста. Стиль обращения с первоисточником, который марксисты позже назовут «боем цитат», рождается именно тогда, в середине первого тысячелетия; но отцы-гимнографы и Православная Церковь, воспринявшая их богослужебное творчество, совершенно не вписываются в этот стиль. Отношение к Священному Писанию как к документу, а не как к тексту, приоритет события над рассказом о нем − важная особенность серьезной библеистики именно 20-го века, и в этом православная гимнографическая экзегеза отцов 5-8 веков удивительно современна.
Нужно отметить еще один важный практический момент. Нарративная экзегеза может быть адекватно воспринята в том случае, если молящиеся достаточно хорошо знакомы со Священным Писанием. Это тоже довольно простой вывод − но важно помнить, что отцы-гимнографы трудились в Церкви задолго до изобретения книгопечатания и всеобщей грамотности. Конечно, для незнакомого с евангельским благовестием человека такое богослужение становится бесценным миссионерским средством − так было и в эпоху перевода богослужения на славянский язык, и в нашей жизни всего лишь четверть века назад. Однако, при внимательном прочтении видно, что авторы не заменяют своими произведениями Священное Писание, а лишь напоминают о его содержании. Коротко говоря, для того, чтобы человек мог воспринять эти гимнографические произведения и молиться на такой службе, ему все-таки необходимо хорошо знать Евангелие. Особенно это видно в случае тех немногочисленных произведений, где авторы используют редкие и необычные поэтические приемы, о которых речь ниже. Пока же обратим внимание на то, что православная гимнография всегда входит в обиход постепенно, по мере ее рецепции полнотой Церкви. Гимнография двунадесятых праздников предполагает не только прочтение Евангелия, но и некоторое общее церковное прочтение. Надо полагать, именно церковность, общее для христиан понимание керигмы, и было главным фактором, обусловившим использование Церковью именно этих текстов. Богослужебные тексты же, в свою очередь, стали важнейшим инструментом традиции, передачи из поколения в поколение именно этого общецерковного видения и восприятия библейского откровения.
В заключение мне представляется важным обратить внимание на некоторые малочисленные, практически уникальные произведения православной гимнографии, которые являются одновременно выдающимися произведениями византийской и, шире, мировой литературы. Во-первых, в нашей богослужебной практике среди прочего используются три поразительных канона преп. Иоанна Дамаскина, написанных ямбом. Эти т.наз. «ямбические» каноны присутствуют в службах Рождества Христова, Богоявления и Пятидесятницы. Написанные ритмическим, хотя и не рифмованным стихом, они были переведены на славянский язык довольно тяжелой для понимания прозой и в нашей богослужебной практике не воспринимаются как поэтические тексты, однако это в самом деле стихи, и стихи замечательные. Два из этих канонов переведены на русский язык... В принципе поэтическая обработка библейских сюжетов − не такая уж необычная вещь; для современной литературы это довольно распространенный прием, используемый самыми разными авторами, от пушкинского «Пророка» до «Рождества» Бродского. Но то, что ямбические каноны Дамаскина (в отличие от рифмованных и ритмических кондаков преп. Романа Сладкопевца) были закреплены Уставом в качестве богослужебных текстов, свидетельствует не только о приемлемости для Православной Церкви поэтического творчества, но, что гораздо важнее, говорит о документальном подходе к Священному Писанию. Потому и приемлем поэтический пересказ, что Церковь глубоко убеждена в реальности событий евангельской истории и их первичности по отношению к тексту.
Второй важный пример − диалогические фрагменты в богослужении, которые так же редки, как ритмический стих. Собственно, речь идет о драматических диалогах в службе Царских Часов Рождества Христова, восходящей к имени свт. Софрония Иерусалимского, и о драматическом диалоге в каноне Благовещению Пресв. Богородицы, написанном свт. Феофаном Начертанным. Эти фрагменты не составляют целостных драматических произведений на евангельский сюжет, как, к примеру, пьесы К.Р. или Дороти Сэйерс. Однако это именно драма, диалог между персонажами, в котором обыгрываются как упомянутые, так и неупомянутые в Священном Писании детали соответствующих событий. Само собой разумеется, здесь также мы наблюдаем минимальное цитирование текста и глубокую сосредоточенность на сути того, о чем этот текст повествует.
Именно на эту характерную особенность использования библейских источников великими отцами-гимнографами мне и хотелось обратить внимание присутствующих. Спасибо за внимание.
Доклад на конференции памяти прот. А. Меня, 2008